Глава 16. Мари

И голоса играющих на гуслях и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами,
 уже не слышно будет; не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества.
Откровение: 18:22

В течение последующей недели Игорь не появлялся в больнице, и Марина сильно соскучилась по нему. Она злилась на Игоря, но не могла никому пожаловаться: рот был воспалён из‑за стоматита, ей постоянно делали переливание крови, но желаемых результатов это не принесло. Тело изнывало от боли и, чтобы хотя бы как‑то её унять, ей давали обезболивающее.
Прикрепленные к телу трубки насыщали его кислородом, потому что сама Мари дышала с трудом. Ей приходилось видеть таких больных на учебной практике, но она никогда не думала о том, что сама окажется в таком же положении, тем более в таком возрасте. Она мечтала совсем о другой жизни. Пребывая в полудрёме, она желала лишь одного: чтобы её держала за руку не мама, которую она любила безмерно, а Игорь, которого она знала меньше года.

Мари умирала и знала это. Ей уже приходилось переживать такое же состояние во время передозировки. Тогда её спасли родители, и тело её было здорово. Теперь же оно предавалось гниению. А при живом мозге – это было кошмаром, который не заканчивался ни тогда, когда она открывала глаза, ни когда закрывала. Боль терзала её постоянно. Мари видела ад во сне, и им для неё был Игорь, который искал её, но не видел. Она была за стеклом, в котором Игорь смотрел на своё отражение и, когда представлял себе, что она рядом, касался её пальцами. Мари приближала свои руки к стеклу и, как только их пальцы касались друг друга, она просыпалась, видела лицо мамы и плакала, пытаясь произнести имя мужа.
Дни тянулись очень медленно, и было время, чтобы подумать: «Мама, ты рядом. Если бы я могла тебя о чем‑то попросить, то попросила бы позвать Игоря. Игорь, где ты? Почему тебя нет рядом? Ты же понимаешь, что хочу тебя видеть!.. А может быть, я посмотрю на маму, она поймёт меня и скажет, где Игорь». Мари взглянула на мать, но та лишь улыбнулась ей в ответ и заплакала. «Мама!!! Ну не могу я на тебя смотреть, когда ты плачешь!» Мари отвела взгляд в сторону. «Блин, я прямо как подросток, который ждёт понимания родителей, но не получает. О боже мой, если бы я могла говорить, я бы ей всё сказала». От попыток вымолвить хоть слово свело челюсть. «Боже, как же всё болит, просто невыносимо! Дурацкие обезболивающие ни капельки не помогают… Игорь, у него такая спина, он такой красивый. Только глупый. Идиот, придурок, почему же ты не рядом со мной? Почему, за что? Чем я это заслужила?» Её глаза покраснели, появились слёзы. Мама их заметила и начала успокаивать:
– Ну, малышка, не плачь, всё образуется.
«Ага, наладится, не плачь. А сама‑то, стоило мне на тебя взглянуть – плачешь. Мне не легче от этого. Ладно, Мари, успокойся, слезами делу не поможешь. А если честно, то чем я могу себе помочь… Ничем… Это совсем не то ободряющее слово, которое хочется слышать… Надо придумать что‑то другое. Может быть, «всё наладится» или «ты поправишься, всё будет хорошо». О боже!!! Да я сама этому не верю! Неужели я хочу видеть Игоря, потому что хочу попрощаться? Нет!!! Я хочу от него детей и долгих счастливых лет жизни. Хочу, чтобы у нас было двое детей, девочка и мальчик. Первого я назову Андрюшей, а девочку – Лидой. Мы будем жить в новом доме, и Игорь будет много‑много зарабатывать… Стоп, но ведь у меня уже есть уйма денег. Деньги… Зачем мне они сейчас, дурацкие деньги! Идиотский чип, это всё из‑за тебя! Если бы не ты, я была бы здорова, и моя дочь была бы жива. Дурацкое чудо техники!»
Мари в кровь расчесала левую руку. Мать схватила её и позвала на помощь:
– Кто‑нибудь, помогите! Она себя калечит! – выкрикнула мама, с трудом удерживавшая руки дочки.
В палату вбежали двое врачей, один вколол успокоительное, второй привязал руки Мари к кровати.
«Дурочка, хотела себе помочь, а теперь у тебя связаны руки. И сейчас… Я… Спать…».
Мари отключилась.

Очнувшись, девушка увидела молодого врача, сидевшего рядом и смотревшего на неё.
– О, доброе утро, Мари! Ты очнулась! – воскликнул он.
Мари отвела взгляд в сторону.
– Я тебя понимаю, всё было так здорово, а тут этот чип, а хочется продолжать жить, но эта боль, и эта новая жизнь просто невыносимы, – Мари снова повернулась к нему лицом.
Врач улыбнулся.
– Да, нелегко принять то, что ты теперь не можешь многое делать самостоятельно. Но ненавидеть себя не выход! – Мари кивнула, – Этот чип испортил тебе жизнь, но ведь обратно дороги нет. – Он взял её за плечо. – Мари, прости, что мы тебя связали, мы просто не хотели, чтобы ты ещё больше себе навредила. Мы можем отстегнуть ремни, если ты не будешь пытаться причинить себе вред. Ты ведь в здравом уме, и нам нет смысла тебя связывать?
Она постаралась улыбнуться, но резкая боль свела челюсть. Мари нахмурилась и кивнула.
– Я так и думал, что ты меня поймёшь. – Врач отстегнул ремни. – Вот так! Ты ведь не будешь делать глупостей, правда?
Она снова попыталась улыбнуться, и вновь резкая боль пронзила её тело.
– Вижу, что тебе больно. Ты попробуй отдохнуть, отбрось мысли о неприятном, сосредоточься на счастливых моментах своей жизни и не отпускай их. Думай о них снова и снова, и боль уйдёт. – Он осторожно и бережно погладил её по голове. – Ну, Мари, мне сказали, что ты любишь, когда тебя так называют, и так тебя зовут все друзья. Чуть не забыл представиться, меня зовут Эдуард, можно просто Эдик. Я хочу быть тебе другом. Не падай духом! С тобой не происходит ничего, что бы не происходило с другими людьми – все болеют, умирают, и это нормально. – Мари испугалась. – Но, знаешь, я видел много смертей и неизлечимых болезней, и в то же время я видел исцеление. У всех поправившихся была одна общая черта – они так хотели жить, что не верили диагнозам. Они взглядом плевами мне в лицо. И знаешь почему? – Мари вдохновилась и на мгновение забыла о боли. – Потому что они верили, что их время ещё не пришло. Поэтому, Мари, не верь никому, кто смотрит на тебя с жалостью и состраданием! Не верь тем, кто видит в тебе живой труп. Ты будешь жить столько, сколько нужно для того, чтобы пройти свой путь. – Врач сделал паузу. – А как ты думаешь, твоё время уже настало?
Мари постаралась сжать руки в кулаки и, глядя ему в глаза, ответила так громко, как только могла:
– Не‑е‑е‑е‑т!
– Я тоже так думаю, – произнёс он, улыбаясь. – Хорошо, Мари. Я бы рад ещё с тобой поболтать, но меня ждут другие пациенты. Надеюсь, ты не против? – Мари кинула на него одобрительный взгляд. – Вот и ладно! Борись! – и он вышел из палаты.
Сразу после этого в кабинет вошли две медсестры.
– Он такой классный, да? Только посмотри на него, – сказала одна, и обе остановились в дверном проёме, смотря на уходившего Эдуарда. – Я его хочу.
– Я тоже, но этот гад даже не смотрит в мою сторону. Больной. Я к нему уже столько раз подкатывала, а он хоть бы хны!
– Эй, – крикнул Эдуард, обернувшись, – чего стоим?! Работаем!
Девушки повернулись и подошли к Мари.
– Нет, ну ты слышала? Девушки по нему сохнут, а он: «Чего стоим?!». Ни стыда, ни совести!
– Он у меня ещё попляшет, я такой корсет купила, не дай бог он фигуру мою не заметит, я ему припомню!
«Овцы, может, перестанете трепаться у меня перед носом, я, между прочим, ещё жива!» – злилась Мари, но медсёстры этого не замечали и продолжали делать свою работу, меняя раствор в капельнице и поправляя подушки.
– Как ты думаешь, почему такой красавчик до сих пор не женат?
– Такие, как он, обычно долго в холостяках ходят, с его плечами он и в сорок просто супер будет.
– Да, плечи у него что надо! Мне так хочется подойти к нему сзади, приобнять за плечо и спросить ерунду какую‑нибудь.
– Д‑а‑а‑а‑а!!! – завизжали девушки одновременно.
– Мне тоже, мне тоже! И он так прикольно руками разводит!
– Да, прямо как пингвинчик, – она стала изображать птицу, разводящую крылья и поворачиваться в разные стороны.
Вторая медсестра засмеялась и стала повторять за ней. Мари не на шутку разозлилась, так как раньше её так явно никто не игнорировал. Она вобрала в себя столько воздуха, сколько могла и изо всех сил прошептала:
– Заткнитесь!
Медсёстры обомлели и молча продолжили свою работу. «То‑то же, – подумала Мари, – я ещё умирать не собираюсь! Игорь ещё будет страстно на меня смотреть. Поняли?»

Выполнив свою работу, девушки удалились. Мари осталась наедине со своими мыслями. «Когда поправлюсь, первым делом обниму Игоря. Потом закажу суши, наверное, десять разных видов роллов хватит. Ещё будет коктейль „Калифорния“. Отомщу как‑нибудь этим тупым медсёстрам – поцелую этого милого врача в щёчку, скажу ему, что он просто душка. Нет, перед всем этим я приму ванну и приведу себя в порядок, только потом всё остальное. Стоп, когда я поправлюсь, первым делом хочу наступить на пол и почувствовать его всей стопой. Надо бы пошевелить пальцами ноги – у меня всё тело отечёт, если я вообще перестану двигаться, – Мари пошевелила большим пальцем левой ноги, – а если двумя сразу?»
Напрягшись, она подвигала двумя пальцами, но правый пронзила невыносимая боль. Мари вдохнула в грудь столько воздуха, сколько могла, и выдохнула. «Так. Ничего страшного, на правом пальце у меня развивается панариций. Как хорошо, что меня Игорь сейчас не видит, он так любит мои пальчики! Спокойно, если я буду сохранять здравость рассудка, за сутки я обнаружу все свои больные и здоровые зоны».
Прошло два часа.
«Плохо дело! Будь я на месте моего врача, я бы решила, что лечение бесполезно. Да, теперь я знаю, каково было безнадёжным больным на моей учебной практике. Видать, морфий, что воровала, был действительно им необходим. Как я глупа была, как беспечна. Взгляд на ситуацию под другим углом намного лучше вправляет мозги, чем любой наркотик…»

*У Лисандро зазвонил телефон, он поднял трубку.
– Алло, – ответил он.
– У нас проблемы, – прозвучал обеспокоенный голос.